Сергей Волобуев

Понятие консерватизма чрезвычайно многозначно. По самой своей специфике, в силу необходимой укорененности в том или ином историческом и культурном контексте, консерватизм принимает различные, порою взаимоисключающие формы, — в зависимости от ситуации, в которой он оказывается востребован. Поэтому понятие современного российского консерватизма нуждается сегодня в развернутом определении.

Этимологически понятие консерватизма связано с категорией «сохранения». В этом смысле, консерватизм может быть рассмотрен в качестве политико-психологической установки на порядок и стабильность. Однако когда речь идет об идеологии консерватизма, о выборе идеологически обоснованной консервативной позиции, возникает необходимость ответа на целый ряд вопросов:

  • что конкретно «сохраняется» или «сберегается»?
  • почему то, что «сохраняется», подлежит «сохранению»?
  • каким образом «сохраняется» то, что подлежит «сохранению»?

На первый вопрос формирующийся российский консерватизм дал ответ словами А.И. Солженицына о «сбережении народа» как «высшей изо всех наших государственных задач». Однако совсем не является фактом, что вещи, очевидные для классика русской литературы, исходящего из принципов христианского человеколюбия, столь же очевидны для всех представителей политической элиты современной России. «Сбережение народа» — задача, вытекающая из христианского понимания человека как образа и подобия Божиего. Признание духовного достоинства человека, его свободы и ответственности, означает, что в задачу «сбережения народа» обязательно включаются аспекты его нравственного возро ждения и культурного развития. «Сбережение народа» требует отказа от «игры на понижение» духовных запросов человека и общества, эффективной с точки зрения получения сверхприбылей в краткосрочной перспективе, но крайне опасной с точки зрения исторических перспектив страны. «Сбережение народа» предполагает его защиту не только от государственно-бюрократического произвола, но и от непубличной экономической власти и ее «эрзац-идеологии» — бездуховной и безнравственной массовой культуры.
Нужно подчеркнуть, что «сбережение народа» ни в каком случае не может быть синонимом возврата к практике социализма и, напротив, требует жесткой полемики с левыми идеями, в первую очередь, с коммунизмом. Не только печальный исторический опыт левой практики во всем мире в ХХ веке, но и его духовная сущность противоречит задаче «сбережения народа». «Социальная справедливость» в ее левом понимании означает отказ человека от свободы, ответственности и самостоятельного развития, означает абсолютную власть государства, в том числе и в духовной сфере. Социализм — это продажа духовного первородства человека за чечевичную похлебку. Сегодняшняя Россия, стоящая перед необходимостью инновационного прорыва, испытывает серьезный дефицит самостоятельных, инициативных и эффективных кадров. Эта общепризнанная проблема коренится в первую очередь в печальном наследии советского государственного патернализма в социальной сфере, а также — в идеологии марксизма, нивелировавшей понятие человеческой личности к «ансамблю общественных отношений».
В том же «социальном вопросе», требование «социальной справедливости» и «социальных гарантий», выдвигаемое консерваторами, рассматривается ими не как цель, а как средство для развития самостоятельности и самодеятельности каждого человека. Человек не должен быть заложником неблагоприятных «стартовых условий», которые государство призвано выравнивать. Человек не должен быть брошен государством и обществом в болезни, несчастье, нужде. Но человек не должен приобретать статус пожизненного иждивенца — в том случае, когда его силы и интеллектуальные способности позволяют ему быть самостоятельным, когда он в принципе может распоряжаться своими способностями, свободой и брать на себя ответственность за себя и своих близких. И это также проистекает из духовного понимания человека, которому противоречат марксистские и — шире — материалистические тезисы о человеческой природе как производном от природно-социальных процессов явлении.
Определяя сегодня, что есть «современный российский консерватизм»? — необходимо подчеркнуть, что вопреки расхожим суждениям, консерватизм представляет собой не «репрессивную» идеологию, не апологетику государственного и нормативного порядка как самоценности, а есть идеология, признающая человеческую личность в ее подлинном достоинстве и значении. Именно антропологические основы консерватизма, апелляция к духовному пониманию сущности и предназначения человека являются тем центральным обстоятельством, в связи с которым стоят все иные аспекты идеологии консерватизма.
Таким образом, при всей своей многозначности, привязанности к конкретно-историческим и культурным контекстам, в целом консерватизм от «не-консерватизма» отличает:
признание существования (наряду с природно-материальными) вечных духовных оснований человеческого и общественного бытия,
стремление к практической реализации требований к человеку, обществу и государству, вытекающих из признания существования их духовных оснований.
Наиболее распространенное ныне определение консерватизма как идеологической позиции, признающей ценность исторического опыта в контексте современности и задач общественного развития, является в целом справедливым, но недостаточным. Подлинный консерватизм ценит и использует исторический опыт, однако подходит к нему селективно, на основании критериев «надвременного», «вечностного» плана, каковыми выступают определенным образом понятые, концептуализированные «духовные основы общества» (С.Л. Франк).
Сказанное позволяет разграничить:
консерватизм и традиционализм, который представляет собой привязанность к неким исторически преходящим и относительным формам общественного и культурного бытия. Консерватизм может включать в себя традиционализм, но лишь в той степени, в какой традиции и конкретные «традиционные» формы выражают духовные основы человеческой жизни адекватно условиям времени. Иногда традиционализм может играть отнюдь не консервативную и не конструктивную роль (например, когда традиционные артефакты включаются в постмодернистские, игровые контексты и утрачивают сущностную связь с вечными идеями и ценностями). И напротив: консерватизм может принимать вполне современные (модернистские) формы, если они лучше, чем традиционные, выражают совокупность принципов, полагаемых вечными;
консерватизм и революционизм, который представляет собой установку на отрицание существования вечных духовных начал человеческой, общественной и культурной жизни. Основными идеологическими формами революционизма в ХХ веке и в современности выступают либеральная, социалистическая и коммунистическая идеологии. Либерализм и социализм есть абсолютизация одного из вечных начал общественной жизни, при отрицании или по крайней мере игнорировании соотносительных им принципов. В случае либерализма речь идет об абсолютизации принципа свободы, в случае социализма — принципа социальной справедливости. Теория и практика коммунизма выражают собой полное отрицание вечных начал, попытку создать «нового человека» и «новое общество». Отметим, что крайние формы либерализма также приводят сегодня к попыткам проектирования «нового мирового порядка» и «нового человечества» — в глобальных масштабах и при отрицании всех «данностей» и «заданностей» человеческого бытия (от культурно-исторических до генетических).
Разумеется, нам приходится прибегать к неким упрощениям, говоря об идеологиях либерализма, социализма и коммунизма. Практические задачи государственного управления общественными процессами, а также необходимость формирования конструктивных общественных и экономических мотиваций, неизбежно и часто трансформируют идеологии, заставляют отступать от чистоты принципов. Как правило, речь идет о привнесении отдельных консервативных элементов в указанные идеологии, что произошло даже с идеологией коммунизма в СССР. Однако понятные с точки зрения политической прагматики, консервативные мутации революционистских идеологий являются противозаконными с точки зрения логики, поскольку консервативные ценности не могут быть обоснованы в контексте материалистического или позитивистского миропонимания, характерных для идеологий революционистского толка. Особенно необходимо подчеркнуть, что коммунистическая идеология ни при каких обстоятельствах не может быть признана «консервативной», поскольку в основании коммунистической идеологии лежит философия марксизма, сутью которой является выведение духовно-социальных процессов из процессов хозяйственно-материальных. В данном контексте совершенно неважно, осуществляется ли такое выведение грубо и прямо или деликатно и тонко («в конечном счете», путем многочисленных «опосредований»). Притязания КПРФ на выражение консервативных идей, попытки включить в своей идеологический комплекс понятий «российской цивилизации», «патриотизма» не могут быть признаны правомерными, поскольку марксизм является философией, отрицающей ценность реалий такого рода. По этим же причинам привязанность к «советскому прошлому» не может считаться проявлением консерватизма.
Отметим, что и революционизму, и традиционализму может быть поставлен в вину утопизм — теоретическое и практическое отрицание действительности:
либо сведение ее к некой теоретической схеме, как правило игнорирующей духовное измерение и духовные закономерности человеческого и общественного бытия (революционизм),
либо идеализация тех или иных конкретно-исторических форм общественного бытия, игнорирование их внутренних противоречий и вытекающих из этих противоречий задач общественного развития (традиционализм).
В этом смысле консерватизм является выражением подлинного реализма, учитывающим действительную полноту и действительные законы бытия, которые не отвергают и не обессмысливают фактор человеческой свободы, подобно материализму, но и не абсолютизируют ее, признавая наличие объективных границ свободы, связывая ее с категориями нравственной необходимости (долженствования), ответственности, солидарности, справедливости, общего блага и т.д.
Пытаясь ответить на вопрос: что такое «современный российский консерватизм»? — необходимо обозначить круг его источников. Очевидно, что современный российский консерватизм, — как и консерватизм дореволюционной, а также «зарубежной» России, -имеет непосредственную связь с общеевропейским культурным контекстом, коренящемся в христианстве и античности, использует понятийный аппарат классической философии общества, государства и права.
При этом современный российский консерватизм призван продолжить интеллектуальную линию русской религиозной философии общества, государства и права, основные представители которой, несмотря на часто существенную разницу в подходах и выводах, заложили основы для развития именно консервативной политико-правовой и социальной мысли новой, посткоммунистической России.
Важнейшим источником консервативной идеологии в современной России являются социальные воззрения Русской Православной Церкви, других традиционных конфессий нашей страны. Такие документы, как «Основы социальной концепции Русской Православной Церкви», «Основы учения Русской Православной Церкви о достоинстве, свободе и правах человека», материалы Всемирного Русского Народного Собора, иных церковно-общественно-государственных форумов, содержат в себе базисные для современного российского консерватизма представления и ценности, а также практические рекомендации по решению проблем развития страны.
Консерватизм признает исключительную ценность духовных поисков и духовных ценностей человечества, их невыводимость из области экономического и социального развития. «Вечный вопрос» о  смысле человеческой жизни рассматривается консерваторами как «вечный двигатель», постоянный стимул культурного творчества и развития человечества. Угасание интереса к «метафизической проблематике» в контексте современной массовой культуры рассматривается как признак культурной деградации современного общества. Философские идеи (о смысле человеческого бытия, смерти и бессмертии, законах общественного развития и бытия вообще) рассматривается консерваторами как чрезвычайно значимые с точки зрения обоснованности политики, права, общественных отношений.
В современном плюралистическом обществе место некой «единственной и все объясняющей доктрины» занимает свободная и открытая множеству проблем дискуссия. Однако плюрализм не есть ценность сам по себе, конституционно гарантированный мировоззренческий плюрализм есть средство решения мировоззренческих проблем, а не способ ухода от них, как это часто сегодня понимается. В условиях свободной общественной дискуссии консерватизм сохраняет и отстаивает свои мировоззренческие и ценностные предпочтения, связывает с ними методы анализа и способы практического решения социальных проблем.
Консерваторы справедливо полагают и подтверждают это ссылками на исторический опыт человечества, что существуют идеи, созидающие общество и культуру, а есть идеи разрушительные, принятие которых оборачивается кризисом культуры, личности и общества. Консерваторы рассматривают как разрушительные те мировоззренческие контексты, из которых не выводятся идея личности, ее свобода и ответственность, ее высшее предназначение, ее солидарность с ныне живущими людьми, ее связь с предками и ответственность перед потомками. К таким «социально-опасным» идеологическим контекстам относятся марксизм, индивидуалистический либерализм, различные формы национализма и расизма.
Особо отметим, что персонализм, восприятие человека через призму категории «личность» было свойственно представителям всех течений российской консервативной мысли, в том числе так называемому «охранительному». Это обстоятельство часто недооценивается современными исследователями и публицистами. Вместе с тем, именно персонализм, принцип духовной личности является подлинным фундаментом консервативной идеологии.
Признавая духовное измерение в человеке, его способность к самопознанию и познанию действительности и ее законов, присущее человеку стремление к благу и красоте, консерватизм тем не менее не идеализирует и не абсолютизирует человека. Консерватизм исходит из того, что человеку и обществу присущи также несовершенства, ошибки или прямо злонамеренная воля. Печальный исторический опыт ХХ века (мировые войны, тоталитарные диктатуры, культурная и нравственная деградация потребительского общества) делают излишней дополнительную аргументацию данного тезиса. Отсюда вытекает то значение, которое консерватизм придает духовно-обоснованному нормативному порядку в обществе и институтам, поддерживающим и развивающим его (в первую очередь государству и религии).
Таким образом, консерватизм предполагает комплексное рассмотрение человека как существа, одновременно:
духовно-телесного,
обусловленного и свободного,
способного к самотрансформации (трансцендированию), а потому — ответственного;
конечного (смертного) и бесконечного, живущего надеждой на вечность;
в силу свободы способного как к творчеству и самопреодолению, так и к деградации,
устремленного как к благу и достоинству, так и ко злу и утрате достоинства (что делает необходимым нормативный порядок, защищаемый государством);
способного к познанию истины, но — в силу конечности жизни и целого ряда объективных ограничений — к ограниченному познанию (что делает необходимой веру как существеннейшее измерение личного и общественного бытия).
Декларирование этих антропологических констант не является излишним после столетия попыток редуцировать человека к его телесному измерению, изъять из рассмотрения его духовную природу. Только такое понимание человека делает осмысленной задачу «сбережения народа» в контексте формирования идеологии современного российского консерватизма.
В рамках дискуссии о современном российском консерватизме не надо стесняться апеллировать к Богу и высшим ценностям. Современный человек нуждается в объяснении, почему добро является добром, а зло — злом. Это очень важный момент. Одной апелляции к системе ценностей, к традициям, к патриотическим чувствам недостаточно, для того чтобы человек и общество следовали неким ценностным императивам. Что для этого необходимо? Для этого необходима еще и система представлений о человеке, об обществе, о мироздании. Необходимо, чтобы в эту систему представлений входили и понятие Божества, и понятие святыни. Речь не идет о клерикализации или конфессионализации политики. Политика должна оставаться светским делом, и видимо сам Бог распорядился так, что есть вещи, которые являются сугубо мирскими. Но это не значит, что они абсолютно изолированы от философских и религиозных контекстов. Так, говоря сегодня о необходимости преодоления коррупции, о том, что необходимо формировать адекватное правосознание российского общества, нужно вспомнить идеи русского философа И.А. Ильина, который справедливо указывал на то, что в основе кризиса правосознания лежит мировоззренческий кризис. Если дискуссия о консерватизме не переместится в плоскость его мировоззренческих оснований, мы рискуем остаться в поле бездумного «пиара», в плоскости «игрового» столкновения разных ценностей, которые сами по себе ничем не обосновываются и не доказываются, а также будем внимать идеологическим конструктам, содержащим неустранимые внутренние противоречия. Поэтому, безусловно, переход к духовной философии человека, общества, права и государства как основанию консервативного мышления назрел.
Необходимо выходить из ситуации мировоззренческого парадокса, когда происходит апелляция к консервативным ценностям и идеалам, но сама методология мышления остается сугубо материалистической, экономикоцентричной. Именно нравственные, духовные мировоззренческие основания являются тем подлинным фундаментом социального развития, на который мы должны опереться и из которого  должны выводить цели в других областях жизни. Не политика производна от экономики или экономика от политики, а политика, экономика и все сферы жизни человека, человеческого общества производны от его духовных оснований, в том числе — от тех представлений, которыми руководствуется человек о самом себе и общество о самом себе.

Сергей Волобуев, Эксперт ЦСКП, член Экспертного центра Всемирного Русского Народного Собора