Более года назад партией «Единая Россия» был выдвинут для широкого обсуждения «Русский проект».

Как известно, «Русский проект» пригласил патриотическую общественность России ответить на десять вопросов:
1. Россия — для русских?
2. Что такое русская нация?
3. Русский мир. Территория и границы?
4. Сохранение национальной идентичности в условиях глобализации?
5. Русский национализм и расизм?
6. Национализм как идеология?
7. Русские и православие?
8. Сосуществование религий в России — перспективы?
9. Русский мир и постсоветское пространство?
10. Русская политическая культура — как способ построения русской власти?
Надо отметить, что заданы были важные вопросы, охватывающие полноту волнующих активную часть нашего общества проблем. Однако первый вопрос — «Россия для русских?» — своей формулировкой сразу же блокирует конструктивные потенции «Русского проекта». Можно сказать и жестче: вопрос «Россия для русских?» — это не русский вопрос, его звучание чуждо русской культуре, русской истории, русскому духу. Есть в такой его формулировке нечто потребительское и сугубо материалистическое. Россия тут низводится до уровня географического пространства, ресурсного фактора, который можно и нужно «потреблять», причем привилегированно потреблять определенной этнической группе. Такая постановка вопроса, будучи воспринята русским большинством России, будет означать отнюдь не его возрождение, а окончательное и бесповоротное духовное самоубийство, конец русской истории и крах «Русской идеи».
Поэтому сегодня мы предлагаем провести своеобразную ревизию «Русского проекта», иначе сформулировав первый из десяти вопросов, а также поменяв их порядок.
Как известно, правильно сформулированный вопрос есть половина ответа. Русские для России? — так всегда звучал «русский вопрос» в истории. Практически отвечая на таким образом поставленный вопрос, русский народ создал великую культуру и государственность, наполнил пространство от Балтики до Аляски, от Арктики до Кавказа и Центральной Азии. Вопросы, вытекающие из сегодняшнего духовного и демографического кризиса русского народа, должны быть иными по духу, нежели «Россия для русских?». Например, имеет смысл дискутировать о том, что сегодня мешает русским реализовывать на практике свои духовные задачи и устремления? Какие выводы мы сделали из русских катастроф и поражений ХХ века? Какой нам видится Россия в XXI веке? Что мы сегодня можем сделать?
Отсюда ясно, что и порядок вопрошания должен быть иным, нежели это предложили инициаторы «Русского проекта»! Мы не ответим на вопросы: «Что такое русская нация?», «Русская политическая культура — как способ построения русской власти?», «Сохранение национальной идентичности в условиях глобализации?», «Русский мир. Территория и границы?», «Сосуществование религий в России — перспективы?», —  не разобравшись предварительно с другими проблемами: «Русские и православие?», «Русский национализм и расизм?», «Национализм как идеология?».
Здесь обязательно нужно сначала определиться по вопросу соотношения русского и православного начал. Если мы стоим на православной русской точке зрения, то для нас должно быть несомненно то, что еще апостол Павел сказал, выступая перед афинским ареопагом и что зафиксировано в новозаветной книге «Деяний Святых апостолов»: «От одной крови Он (Бог) произвел весь род человеческий для обитания по всему лицу земли, назначив предопределенные времена и пределы их обитанию, дабы они искали Бога, не ощутят ли Его и не найдут ли, хотя Он и недалеко от каждого из нас: ибо мы Им живем и движемся и существуем…» (Деян., 17, 26-27). Народы первичны как субъекты глобальной динамики. Религии первичны на уровне духа, как «целевые причины» движения народов. Христианская мысль утверждает сущностное единство человеческого рода: как физическое («от одной крови»), так и духовное — т.к. смысл бытия всех людей и всех народов является универсальным и состоит в одном — в обретении высшей истины, Бога («дабы они искали Бога…»). Формой же бытия людей в истории выступают народы, различные по языку, телесно-психологическим и иным особенностям. Такое восприятие человеческого рода в целом и отдельных народов в частности нисколько не согласуется с животным национализмом, расизмом и т.п. Напротив, народ, нашедший истину, создавший высокую духовную культуру, получает не столько привилегии, сколько обязанности, миссию по просвещению и научению других, служению другим народам. Христос заповедал своим ученикам: «вы знаете, что князья народов господствуют над ними, и вельможи властвуют ими; но между вами да не будет так: а кто хочет между вами быть большим, да будет вам слугою; и кто хочет между вами быть первым, да будет вам рабом; так как Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих» (Лк., 20, 25-28).
Перемена формулировки (и, что важнее, духа) первого вопроса, духовное самоопределение русского народа в контексте православного миропонимания, позволяет четко обозначить, что русский национализм, национализм служения, творчества, утверждения вечных (и, заметим) общечеловеческих ценностей исключает любые формы ранжирования народов или рас. Рассматривая в этом контексте вопрос — «Национализм как идеология?», — нельзя не зафиксировать сущностной бессмысленности попыток выстраивания идеологии национализма. Подлинная идеология любого народа может выстраиваться и формулироваться на основе поисков и утверждения универсальных начал и целей человеческого бытия (истины, добра, красоты). Попытки же представить национальное начало в качестве самоцели есть ничто иное как форма нарциссизма, болезни народного духа. Естественно, идеология народа всегда будет нести на себе печать национальных особенностей, национального духа. Однако национальное не может быть самоцелью. Должны искаться национальные формы реализации универсальных содержаний. Национализм же правильнее мыслить не как возможную идеологию, а как естественную позицию и социально-психологическую установку народа, стремящегося организовать свою жизнь в согласии с обретенными в ходе собственной культурной истории представлениями об истине и благе.
Исходя из предложенного понимания «русского национализма», мы можем попытаться ответить на вопрос, «что такое русская нация?». Русская нация — это духовно-политическая, а не этнополитическая категория. Это сверхэтническая (политическая) общность, совокупность граждан России, принимающих деятельное участие в судьбах страны посредством государства, формируя гражданское общество и право, исходя из идей и ценностей духовной культуры России. Вполне естественно, что русские, несмотря на негативные демографические тенденции составляющие подавляющее большинство населения нашей страны, выступают «государствообразующим народом» России. Однако это мыслится не как привилегия, а как обязанность утверждать свой статус через обращенность к универсальным духовным ценностям и к решению общечеловеческих проблем.
Вопрос о «русской политической культуре», на наш взгляд, нуждается в уточнении. «Русская политическая культура» — это не «способ», а основа построения государства и организации власти. При этом надо разграничить культуру отечественной политической мысли и культуру как совокупность эмпирически наблюдаемых моделей политического поведения. Но и в том, и в другом смысле мы можем говорить о «русской политической культуре» как основе государственности, учет которой совершенно необходим для построения «эффективного государства».
Если мы говорим о культуре политической активности, то очевидно, что российское государство всегда должно сочетать элементы «демократии» и «монархии». С одной стороны, опираться на идущую в обществе дискуссию о целях и ценностных основаниях политики, в чем в первую очередь проявится ее демократизм, традиционно ожидаемый народом. С другой стороны, в России, ввиду размеров ее территории, необходимости реализации проектов развития, временной цикл которых значительно превосходит любые электоральные циклы, — всегда будет востребована монархическая или квази-монархическая (единоличная) форма управления. И это обстоятельство также традиционно принимается политической психологией и политической культурой российского общества.
Если мы говорим об интеллектуальной составляющей политической культуры России, о философско-политическом и философско-правовом наследии русской мысли, то вопрос об их активном (не историко-философском, а о практическом, прикладном) освоении назрел еще на рубеже 80-х и 90-х годов, в момент краха коммуно-материалистической идейной диктатуры. То обстоятельство, что российский политический класс и экспертное сообщество в своем большинстве обратились к западным философско-политическим и социально-философским концепциям, предопределило противоречивость и неприемлемость для большей части наших сограждан проведенных в 90-х годах реформ. Будущее российской государственности напрямую зависит от нашей способности сегодня реактуализировать политические идеи и концепции мыслителей России и Русского Зарубежья первой половины ХХ века, внять их голосу и предостережениям, реализовать на практике их проекты, адресованные поколениям граждан России, которым выпадет жить после крушения большевизма, т.е. нам.
Итак, русская политическая культура — это не «способ», а основа построения эффективного государства в современной России, эффективного по критериям эффективности, обоснованным в контексте российской культуры…
В связи с намеченным пониманием «русского вопроса» очевидными представляются ответы на вопросы о сохранении национальной идентичности в условиях глобализации, о «Русском мире», о постсоветском пространстве. Принятая логика заставляет глубже понимать понятие «национальной идентичности», мыслить ее не через совокупность значимых, но все же вторичных артефактов национальной культуры минувших эпох (традиционное искусство, одежда, организация быта и т.д.), а через содержание духовной культуры (религиозные и философские представления о человеке и Боге, обществе, природе и мироздании, этические и эстетические идеалы). Сохранение национальной идентичности в условиях глобализации возможно только на пути активного осмысления и активной деятельности по решению общечеловеческих проблем, проблем глобального мира. При этом осмысление и деятельность должны основываться на целостной «картине мира», которая лежит в основе нашей духовной культуры.
Если формула «русскости» применительно к России звучит как «русские для России», то применительно к глобальному миру эта формула получает развитие и звучит как «русские — через Россию, посредством России — для человечества, для всех народов и стран». Удержание национальной идентичности в глобальном мире возможно только через глобально-значимый вклад национальной культуры в общемировые процессы.
Соответственно, «Русский мир» может и должен мыслиться нами как трансграничное пространство действия русской культуры в глобальном мире, как совокупность точек соприкосновения и взаимовлияния русской культуры и иных культур. Особые перспективы  развития «Русского мира» открываются в связи с формированием глобального информационного пространства.
Наиболее близкий к России сектор «Русского мира» сегодня принято именовать «постсоветским пространством». Правильнее было бы его называть пространством «постимперским», как по приоритету лежащих в основе этого пространства языка и культуры, так и по геополитической сущности СССР, который конечно же был своеобразной империей. Однако это очень сложно структурированный сектор, скорее, совокупность и напряжение кругов. Перспективы постимперского (постсоветского) пространства напрямую зависят от самоопределения современной России, от способности народа России и власти
 определять свою миссию и политику в духовно-политических категориях, вести диалог на этом пространстве не только в категориях экономической прагматики, но и актуализируя во многом близкие, если не единые, нравственные цели и идеалы народов, имевших на протяжении столетий общую историческую судьбу.
Последний, не по значимости, а в порядке нашего рассмотрения, вопрос: «Сосуществование религий в России — перспективы?», — изначально требует отчета в мировоззренческой позиции того, кто силится на него отвечать. Мы полагаем, что возможный православный ответ на этот вопрос сегодня не может противоречить опыту христианской истории и христианской мысли, наиболее значимым и показательным моментам этого опыта. Тут важно подчеркнуть, что помимо обычно упоминаемых в данном контексте российских традиций «веротерпимости» и мирного сосуществования представителей разных вер, мы располагаем образцовым примером православного подхода к проблеме, «вызову» многоконфессиональности. Речь идет о лежащем в основе христианской государственности и культуры деянии императора Константина Великого, почитаемого Православной Церковью в чине равноапостольного, — о принятии им в 313 году Миланского эдикта или Эдикта о веротерпимости. Сегодня многие положения этого «нормативно-правового акта» звучат более чем актуально. Власть, по мысли императора Константина, выраженной в указанном документе, призвана обеспечивать свободу богопочитания, оставляя выбор способа такового свободе и разуму человека, ограничивая пределы своей компетенции сферой «здравого и правого смысла», общей для всех людей.
Сегодня следование духу Миланского эдикта означает, что православный духовно-политический проект, чтобы приобрести подлинную универсальность, должен найти способ своего выражения на языке «здравого смысла» и «моральных ценностей», внятном всем конфессиям и народам. В этом нам видится основа для мирного сосуществования конфессий и перспектива межконфессионального диалога в России.

Попробуем кратко подвести итоги наших размышлений, сформулировав новые вопросы, которые могли бы послужить основой дискуссии в рамках «Русского проекта».
1. Русские для России? Служение идеалу как способ русского бытия?
2. Православный универсализм в русских формах?
3. Почему неприемлемы любые формы расизма?
4. Национальные особенности социальной психологии российского общества?
5. Русская нация как духовно-политическая нация?
6. Русская политическая культура как основа построения эффективной государственности в глобальном мире?
7. Реализация ценностей национальной культуры в глобальном мире?
8. «Русский мир» как пространство влияния русского языка и культуры?
9. Русский мир и постимперское пространство? Бывшая метрополия и новые государства?
10. Духовные основы и язык межконфессионального диалога в России?